Добавь сайт в закладки нажми CTRL+D
Судьба Льва Николаевича Гумилёва складывалась так, что любая биографическая строка в его жизни могла бы стать отдельной драмой. Он был сыном двух культовых фигур Серебряного века — Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. Но блеск этой «богемной семьи» никак не помог сыну: напротив, происхождение стало его главным приговором.
Отец — кавалер трёх Георгиевских крестов, офицер и поэт, добровольно прошедший всю Первую мировую войну. Человек с бурной личной жизнью, окружённый слухами и связями. В 1921 году Николая Гумилёва расстреляли. Был ли он участником заговора против советской власти, или просто не донёс на знакомых, или речь шла о пустых разговорах — до сих пор историки спорят. Но для Льва это имело лишь один результат: «сын расстрелянного контрреволюционера» автоматически попадал в категорию неблагонадёжных.
За что расстреляли Николая Гумилёва
Николай Гумилёв — один из крупнейших поэтов Серебряного века, фронтовик Первой мировой, кавалер трёх Георгиевских крестов. Его творчество стало основой акмеизма, а личная жизнь и брак с Анной Ахматовой сделали его фигурой почти легендарной.
После революции 1917 года Гумилёв не скрывал антисоветских взглядов, открыто высказывался против большевиков, сотрудничал с литературными объединениями, близкими к интеллигенции старого порядка.
В августе 1921 года поэт был арестован по делу так называемого «Таганцевского заговора» — группы петроградской интеллигенции, которую обвинили в подготовке свержения советской власти. Доказательств его активного участия так и не нашли, но решающим стало происхождение и репутация — дворянин, офицер, открытый критик новой власти.
3 августа его задержали, а уже 24 августа коллегия Петроградской ЧК вынесла смертный приговор. На рассвете 26 августа 1921 года Николая Гумилёва вместе с другими обвиняемыми расстреляли в окрестностях Петрограда.
До сих пор остаётся неясным, был ли заговор реальным или это было сфабрикованное дело.
Что делал после расстрела отца
Рос Гумилёв у бабушки, Анны Ивановны. После революционных событий имение пришлось оставить, но крестьяне к старой барыне относились уважительно и не тронули её имущество. Сам Лев с детства ощущал оторванность от родителей: мать и отец мало занимались им, отношения у них были напряжённые.
В 1929 году подросток переехал в Ленинград, где жил с матерью и отчимом — искусствоведом Николаем Пуниным. Именно с ними его настиг первый арест. Осенью 1935 года, на волне репрессий после убийства Кирова, Гумилёв вместе с отчимом оказался в СИЗО — их обвинили в создании контрреволюционной студенческой группы.
«После убийства Кирова в Ленинграде началась какая-то фантасмагория подозрительности, доносов, клеветы и даже провокаций», — вспоминал он позднее.
Дело рассыпалось, но год жизни был потерян. Пунин быстро вернулся к работе, а вот Льву пришлось ещё долго добиваться права снова учиться. Спасением стала археология: в 1936 году он с трудом попал в экспедицию на Саркел и лишь осенью смог восстановиться в вузе.
Арест и дорога в Норильск
Но прошлое никуда не исчезло. В 1939 году 26-летний Лев Гумилёв оказался среди тех, кого этапировали в Заполярье. Баржа с заключёнными прибыла в Дудинку — самый северный порт СССР. Отсюда начиналась самая северная в мире железная дорога, ведущая вдоль 70-й параллели к Норильску.
Воспоминания Гумилёва рисуют суровую картину:«В Дудинке начиналась самая северная железная дорога, длиной 102 километра. Она вела в будущее — к городу Норильску. Там было всего четыре каменных дома, маленький металлургический завод с обогатительной фабрикой, силуэт которой на горизонте напоминал средневековый замок, и два скопления бараков — около 24 тысяч заключённых».
Молодой историк, которого могли ждать архивы, библиотеки и научные экспедиции, оказался обычным зэком-чернорабочим.
То, что Гумилёв был «сыном дворянина и контрреволюционера», преследовало его всю жизнь. Этот ярлык закрывал дорогу к образованию, превращался в отягчающее обстоятельство при каждом новом аресте. Даже после освобождения ему приходилось буквально пробивать себе путь к науке.
И всё же именно в эти годы формировался будущий автор теории пассионарности, историк и этнограф, чьи книги станут культовыми. Но в конце 1930-х он был лишь одним из тысяч людей, которых судьба забросила в суровый северный лагерь.
Учёба для Льва Николаевича в Ленинграде оказалась постоянным испытанием. Преподаватели и партийные кураторы буквально цеплялись к каждому его высказыванию. То он слишком свободно трактовал образ Петра I, то допускал неосторожные замечания о Красной армии. На фоне ужесточившейся атмосферы конца 30-х такие «вольности» выглядели почти как открытая вражда с режимом.
И в марте 1938 года история закончилась новым арестом. В ночь с 10 на 11 числа Гумилёва вместе с двумя студентами взяли прямо из дома. Им инкриминировали статьи 58-10 и 58-11 УК РСФСР — «контрреволюционная пропаганда и агитация» и «участие в контрреволюционной организации».
Допросы
На допросах Лев Николаевич столкнулся с практикой, привычной для того времени. Следователь Айрат Бархударян буквально выбил из него признания. В протоколе появилась фраза о «руководстве антисоветской молодёжной организацией», указание на чтение стихов Мандельштама о «кремлёвском горце» и даже выдуманное обвинение в подготовке покушения на Жданова.
21 июня 1938 года эти «доказательства» легли на стол суда. Однако уже там Гумилёв отказался от всего написанного:
«Протокол допроса был составлен заранее, а я подписал его только потому, что ко мне применялось физическое воздействие».
Первый срок
Суд всё же вынес суровый приговор — 10 лет лагерей. Впрочем, хлопоты Анны Ахматовой сыграли свою роль: срок сократили до пяти.
Любопытно, что прокурор, требовавший смертной казни и возмущавшийся «излишней мягкостью», спустя несколько лет сам оказался на скамье подсудимых и был расстрелян.
Когда срок истёк — 10 марта 1943 года — свободу Льву Николаевичу так и не вернули. Его обязали остаться в Норильске и трудиться на комбинате до конца войны. Только осенью 1944-го он смог уйти добровольцем на фронт, где служил в 1386-м зенитно-артиллерийском полку.
Вернулся Гумилёв в Ленинград в ноябре 1945 года. Уже в 1946-м, в возрасте 33 лет, он защитил дипломную работу, начатую ещё до первого ареста.
«За папу и за маму»
Казалось бы, жизнь наконец-то дала передышку. Он подготовил и успешно защитил кандидатскую диссертацию. Но в сентябре 1950-го история повторилась. Гумилёву предъявили новое обвинение в «антисоветской агитации» и связях с подпольной группой.
13 сентября 1950 года его снова приговорили к 10 годам лагерей.
На этот раз заключение далось куда тяжелее. Здоровье ухудшалось, энергия уходила, и историк уже не верил, что сможет выдержать весь срок. В воспоминаниях тех лет проскальзывает настоящая меланхолия — он видел, как жизнь уходит, а силы покидают.
⚡Больше подробностей можно читать в моём Телеграм-канале: https://t.me/two_wars
Освобождение и реабилитация
После XX съезда КПСС начались пересмотры дел. В апреле 1956 года комиссия добралась до Омска, где Лев Николаевич отбывал срок. Уже 11 мая он вышел на свободу и был полностью реабилитирован.
Интересно, что по делу 1938 года официальная реабилитация пришла только в 1975 году.
Сам Гумилёв позже иронизировал: первый раз отсидел «за папу» — Николая Гумилёва, дворянина и расстрелянного «контрреволюционера». Второй раз — «за маму», Анну Ахматову, которая к тому моменту находилась в немилости у властей.
Почему это случилось?
Никаких реальных заговоров историк не готовил. Но он всегда позволял себе собственное мнение, часто критическое в адрес советской власти. А в те времена это было смертельно опасно. Думать иначе можно было лишь молча. Стоило сказать это вслух — и система воспринимала тебя врагом.
Поделись видео: