Добавь сайт в закладки нажми CTRL+D
Весь 1918-й и 1919-й годы в Оренбургской губернии шла ожесточённая война между красными и белыми. Власть в Оренбурге, Орске и других населённых пунктах региона переходила из рук в руки. Зимой 1918-1919 гг. добровольческая Уральская красная армия была отрезана в Тургайской Области от основных сил, и оказалась в крайне тяжёлом положении.
По воспоминаниям красноармейца Петра Константиновича Ларькова, воевавшего с белыми с марта 1918-го года, все они очень обнищали и обносились, и больше похожи были на степных кочевников, чем на солдат – в длинных халатах и ичигах (сапогах на мягкой подошве).
Впрочем, и враги их – белые и казаки – тоже терпели лишения, поэтому выглядели не лучше.
Ожесточение друг к другу к тому времени уже достигло ужасных пределов. В плен к противнику лучше было не попадать, так как над пленными нередко издевались, и их товарищи, обнаружив потом их, просто столбенели от ужаса.
Случались от этого ожесточения и трагичные курьёзы. Например, в деревне Переволоцкой Оренбургской губернии на 28 пробиравшихся на запад австрийцев — пленных Первой мировой войны — напали казаки и перебили их . Только за то, что в Уральской красной армии был интернациональный полк, в составе которого были мадьяры.
Загнанная противником в мешок, армия старалась пробиться на запад, к Оренбургу, для соединения с основными силами. Только в этом было её спасение.
8-й Уральский полк, в котором служил Ларьков, совместно с интернациональным полком, получил приказ захватить посёлок Мёртвые Соли (в 60-ти км от Оренбурга, ныне он называется Боевая Гора, как раз в память о тех событиях).
8-му полку поручили ночью зайти в тыл врагу, и разобрать линию железной дороги, чтобы отрезать путь бронепоезду белых, стоящему на станции Мёртвые Соли. Сделать это решили с отвлечением внимания противника: пока интернациональный полк завяжет бой, ударив неприятеля в лоб.
Сначала всё шло по плану. Во время обходного манёвра красноармейцы увидели и услышали артиллерийский и пулемётный огонь неприятельского бронепоезда, который отстреливался, заметив наступление интернационального полка красных.
Но потом проводник, который вёл 8-й полк в тыл неприятеля, сбился с пути, либо он злонамеренно вывел красноармейцев прямо на главные силы белых, занимавших позиции на сопках.
«Мы подошли сбоку под самый нос неприятеля, который, заметив сверху, засыпал нас дождём пуль,- вспоминал в 1928 году Пётр Ларьков, — положение было критическое: если до рассвета мы не сможем взять эти высоты, то днём нас перебьют всех. Учтя такое положение, наш командир полка товарищ Турутин, выхватив шашку, с криком: «Ура, за мной, товарищи!» – бросился первым навстречу граду пуль, сыпавшихся на нас сверху».
Отчаянный рывок под обстрелом неожиданно поимел успех: белые не смогли остановить натиска и перестрелять всех бежавших на вершины степных холмов, поэтому дрогнули и бежали, побросав своих и раненых, и убитых, а также три пулемёта.
«С нами Бог!» — «А с нами пулемёты!»
На рассвете на одной из сопок водрузили полковое Красное знамя. Бронепоезд, который из-за своей стальной стены перенёс артиллерийский и пулемётный огонь уже по сопкам, пыхтя, медленно уползал, прикрывая отступление белых.
Красные же развернули на сопках свою артбатарею, развернули полевой телефон на самую высокую косматую сопку, и туда поспешил с биноклем командир батареи – 19-летний (!), но уже опытный артиллерист товарищ Канарейкин.
Он был весёлым юношей, любимцем всего полка, и отличным профессионалом: никогда не бросал понапрасну снарядов, что было важно в условиях их хронического дефицита.
Но это был не его день. Скорректировать огонь Канарейкин не успел: разорвавшаяся над ним пущенная с бронепоезда шрапнель сразила его.
«В то же время я, одетый только в телогрейку и в худые штиблеты без подмёток, увидел двух сидящих раненых казаков, взял их на прицел, и закричал, чтобы они отбросили от себя винтовки, что они сразу же и сделали», — вспоминает Ларьков.
Подойдя вплотную, он забрал их винтовки, и заставил одного раненого отдать ему валенки, которые так и хотелось поскорее надеть на насмерть застывшие ноги. Раненый казак стал просить, чтобы Ларьков ему оставил хотя бы свои штиблеты, на что тот ответил:
«Умеешь воевать — воюй и без валенок, босиком».
Но когда он надел на себя валенки, он заметил кровь.
«Каюсь, что мой поступок был по отношению к раненому казаку бесчеловечным, но на войне, как на войне», — рассказывал в 1928 году Пётр Константинович.
Таким образом, первоначальный план по блокированию бронепоезда выполнить не удалось, но зато посёлок Мёртвые Соли они отбили.
Запомнилось ещё вот что. Во время боя белые, подбадривая друг друга, кричали: «С нами Бог!» А красные кричали им в ответ: «А с нами пулемёты!»
Белые тем временем не остались и в Оренбурге, а бежали далее – к Орску. Это было большой удачей – взять столицу губернии без кровопролитных боёв.
Через два дня после занятия города Уральской добровольческой красной армией, подошли и соединились с нею и основные войска.
За взятие города Оренбурга красноармейцы получили денежные награды и почти месяц отдыха, за время которого они немного приоделись и отъелись.
Но было у них и другое занятие – скорбное.
В городе красноармейцы занялись перезахоронением многих местных активистов советской власти, убитых в Оренбурге казаками за время властвования в городе белых.
Их похоронили в братской могиле в городском саду. А отдельно – похоронили своих боевых товарищей, павших при взятии посёлка и станции Мёртвые Соли. В том числе и любимца 8-го полка артиллериста Канарейкина.
В марте месяце 1919 года 8-й Уральский полк, отдав последний прощальный салют на братской могиле своих товарищей, погрузился в эшелон тихо и отбыл на Восточный фронт, в Воткинск, во 2-ю армию.