«Сталин совершил роковую ошибку под Сталинградом»- откровения маршала Ерёменко

Летом 1942 года, в первые недели сражения за Сталинград, положение советских войск ухудшалось буквально с каждым днём. В этот критический момент генерал Андрей Ерёменко позволил себе оспорить указания Ставки. В частности, он считал нецелесообразным делить силы защитников города между двумя фронтами – Сталинградским и Юго-Восточным. По его мнению, оборону следовало поручить единому командованию, чтобы избежать разобщённости и потери управления.

Однако военное руководство предпочло действовать по плану Александра Василевского, согласно которому рубежи двух фронтов проходили по реке Царица. Практика показала уязвимость такого решения, и уже 9 августа 1942 года оба фронта были объединены в единое командование под руководством Ерёменко.

Но этот вариант оказался временным: 30 сентября на базе Сталинградского фронта 1-го формирования был создан новый – Донской, во главе с Константином Рокоссовским. На него возложили важнейшую задачу – совместно со Сталинградским фронтом 2-го формирования окружить и уничтожить группировку Паулюса в самом городе.

Рокоссовский и скандал вокруг 2-й гвардейской армии

Константин Константинович не сомневался в боеспособности своих войск и считал, что они способны справиться с задачей разгрома противника. В декабре 1942 года его фронт усилили свежими силами – 2-й гвардейской армией под командованием Родионa Малиновского. Но именно в этот момент группа Манштейна попыталась прорваться к окружённым войскам Паулюса. Армию Малиновского передали Сталинградскому фронту Ерёменко и бросили против наступавших немецких частей.

Потери оказались тяжёлыми, а Рокоссовский, как вспоминал позже Василевский, резко возражал против передачи армии. Он даже пытался убедить Сталина в правильности своей позиции. Уже после войны Константин Константинович неоднократно возвращался к этой теме. Его слова приводил Василевский: «Ты был всё же тогда не прав. Со 2-й гвардейской я бы ещё до подхода Манштейна разгромил голодные и замёрзшие дивизии Паулюса».

В финальной фазе Сталинградской битвы генерал Андрей Ерёменко оказался в крайне болезненной для себя ситуации. Ставка Верховного главнокомандования решила, что завершать разгром окружённой немецкой группировки должен не он, а Константин Рокоссовский. Три армии – 57-я, 64-я и легендарная 62-я – переходили под командование Донского фронта.

Для Ерёменко, который с лета 1942 года руководил обороной города, это стало тяжёлым ударом. Честолюбивый и жаждущий признания полководец считал, что именно он заслуживает права поставить точку в этой гигантской битве. В своём дневнике он записал:

«31 декабря я получил внезапный для себя и очень большой удар со стороны Ставки. Сталинградский фронт должен был закончить Сталинградскую битву, забрать трофеи и пленных; это его право, он выиграл эту битву, а Сталин ликвидировал этот фронт».

Ерёменко пытался возразить против такого решения. Мол Сталин под Сталинградом совершил роковую ошибку! Он даже обратился к Жукову с просьбой донести до Сталина его позицию – оставить командование за ним до окончательного разгрома Паулюса.

Жуков дипломатично ответил, что такие вопросы нужно обсуждать с самим Верховным. Но, как признался Ерёменко, дозвониться до Сталина он не смог – секретарь Поскрёбышев холодно заявил, что по всем вопросам теперь следует обращаться исключительно к Жукову.

В тот же день генерал сделал эмоциональную запись в дневнике, где горько сетовал на то, что заслуги фронта и его командующего были проигнорированы.

«Нельзя отдавать победу в руки тех, кто её не заслужил, ибо это в корне убивает силы моральные и физические у тех людей, которые подготовили эту победу… Мой ум отказывается мне служить при анализе того, что произошло», – писал он.

⚡Больше подробностей можно читать в моём Телеграм-канале: https://t.me/two_wars

Ощущение несправедливости осталось с Ерёменко на всю жизнь. Победа, добытая ценой огромных усилий его войск, по его мнению, была присвоена другими. И хотя история оценила вклад каждого из полководцев, для самого Андрея Ивановича этот эпизод стал личной раной, которая так и не зажила.