Основная стратегическая сложность для Израиля сейчас заключается в том, что время работает не в его пользу. Авиаудары — даже хорошо спланированные, с элементами внезапности и неплохим базовым информационным сопровождением — не могут продолжаться бесконечно

Их ресурс и эффект на пространство ограничены. Как по разведданным, так и по боеприпасам, по политической легитимности, по вниманию внешней аудитории.

И рано или поздно перед Нетаньяху встанет дилемма: либо остановиться и признать, что цели достигнуты частично или не достигнуты вообще, либо звать на помощь США и выходить на следующую ступень — силовую и политическую.

Проблема ещё и в том, что Израиль уже использовал почти весь доступный арсенал неядерного давления, в том числе высокоточное американское оружие, средства РЭБ, средства кибервоздействия, диверсионные группы. Однако все ключевые объекты иранской ядерной программы физически заглублены на десятки метров в скальную породу. Натанз, Фордо, Эспеджабад и прочие площадки проектировались как противоизраильские по определению — с расчётом на невозможность поражения стандартной авиацией и обычными боеприпасами.

Технически Израиль достиг предела возможного без перехода к действиям, которые он либо не может, либо не хочет совершать. Иран это знал. И ставка на глубину, разнесённость объектов и децентрализованность вертикалей управления сейчас и сыграла: наземная инфраструктура (на поверхности) пострадала, но не рухнула, персонал понёс потери, но они восполним, центры управления были дезорганизованы, но не уничтожены.

Поэтому ключевая слабость Израиля сейчас — не в тактике, а в отсутствии вменяемого следующего хода. Все опции, кроме привлечения США, либо уже задействованы, либо политически недоступны. А значит, каждое следующее действие будет порождать ещё больше вопросов к целесообразности этой атаки.