Добавь сайт в закладки нажми CTRL+D
Послевоенная армия — это не парады и героические фильмы. Это холодные казармы, вечные наряды, серые шинели и кипяток из алюминиевых кружек. Миллионы молодых мужчин проходили через службу, и почти у каждого в памяти остались не только товарищи и присяга, но и те, кого он презирал. Ненависть в армии жила рядом с дисциплиной. Её не показывали, не писали в отчётах, но она была — тихая, усталая, настоящая.
Советская армия после войны унаследовала от фронта и героизм, и несправедливость. Одни гнули спины на кухне, другие «устраивались» при штабе, а кто-то просто жил по принципу — «главное не высовываться». У каждого подразделения были свои «любимчики» и свои «враги». Кого-то уважали за смекалку, других — откровенно ненавидели.
И если спросить любого служившего в 40–70-е годы: «Кого больше всего не любили в армии?», — ответы повторяются почти слово в слово.
№7 Писари
«Вместо автомата — авторучка»
После войны армия утонула в бумагах. На каждого солдата — карточка, журнал, отчёт и рапорт. Без писаря не обходился ни один батальон. Он писал приказы, оформлял увольнительные, готовил наградные листы. Его работа была важной, но на него смотрели с неприязнью. Писари жили в тепле, имели свой стол, кипяток, возможность пить чай и не знали, что такое плац и лопата.
Обычные солдаты стояли в грязи, маршировали, таскали ящики, а писарь в это время писал приказ о поощрении. В воспоминаниях служивших 1950-х часто встречается одна и та же фраза:
«Он сидит в канцелярии, пьёт чай и смеётся, пока мы стоим в сапогах по колено в грязи».
Презрение к писарям рождалось не из зависти — из чувства несправедливости. В армии уважали того, кто терпит, работает и делит с остальными тяготы. А писарь как будто жил в другом мире, где служба measuredся не потом, а чернилами.
И всё же без писарей штаб не мог существовать. Поэтому к ним относились как к неизбежному злу. Их не били и не оскорбляли, но за спиной всегда звучали насмешки. В солдатской среде даже ходил афоризм: «Писарь не воин, а полубог. Без него ни шага, но и уважения — ноль».
№6. Хлеборезы
«Хлеб — сила. А у кого сила, того ненавидят»
Если в части был хлеборез — значит, был человек, от которого зависела жизнь. Не в переносном смысле, а буквально. Хлеборез делил пайки, выдавал кашу и сахар, решал, кому достанется лишняя ложка супа. И хотя его должность считалась “тихой”, власть у него была реальная. В казармах говорили: «С хлеборезом лучше дружить — иначе останешься голодным».
Но именно поэтому хлеборезов и не любили. Солдаты видели, что они живут лучше — всегда чистые, сытые, спокойные. Пахнут не потом, а хлебом. В отличие от пехотинца, хлеборез не мерз и не таскал воду. Его руки были заняты ножом, а не винтовкой. И хотя он вроде бы служил честно, раздражение к нему накапливалось.
Ненавидели не за саму должность — за то, как некоторые пользовались ею. Честного хлебореза уважали: если делил поровну, без своих и чужих, — его даже защищали. Но если хоть раз поймали на подворовывании, отношение менялось моментально. Таких считали не просто ворами, а предателями. Ведь украсть кусок хлеба у голодного солдата — это всё равно что ударить в спину.
Армейская шутка ходила по частям десятилетиями: «Хлеборез — генерал кухни. Без погон, но с полным животом». И в этой фразе — вся суть солдатского отношения к ним: зависимость, зависть и скрытая ненависть.
№5 Москвичи и городские
«Сапоги одинаковые, но служба — разная»
В послевоенной армии “москвич” был почти ругательным словом. Парни из деревень, рабочих посёлков и сёл составляли большинство призыва. А москвичи выделялись — речью, поведением, манерой держаться. Они говорили без мата, выглядели аккуратнее, писали без ошибок и не спешили лезть в драку. Всё это вызывало раздражение.
«Он не ругается, не пьёт, не матерится — значит, не свой», — вспоминал один из служивших в начале 50-х. Москвичей часто назначали на “чистые” должности — связисты, писари, телефонисты. Не потому что просились, а потому что имели образование.
Но для остальных это выглядело как блат. На плацу шептались: «Мы снег гребём, а он чай пьёт у телефона».
Старослужащие “воспитывали” таких парней по-своему: посылали в самые тяжёлые наряды, заставляли чистить «белые камни», чтобы не зазнавался. И всё же большинство москвичей переносили это молча. Они понимали, что уравнивает всех только срок службы, а не происхождение.
Не любили не самих москвичей, а то, что они напоминали — жизнь “там”, за воротами части, где есть тёплые дома, книги, чистая одежда. В казарме это раздражало. Один из офицеров писал:
«Москвича не надо было гонять, чтобы ненавидеть. Достаточно было его увидеть — аккуратного, с интеллигентным лицом, и злость брала сама».
Армия не терпела отличий. И москвич в шинели, даже если служил честно, всё равно оставался “чужим”.
№4 Блатные при штабе
«Не командиры, но всё решали»
В любой части существовал свой маленький «двор» при штабе. Там служили водители командиров, телефонисты, ординарцы, дежурные по управлению и, конечно, писари. Их называли просто — «блатные». Они не маршировали на плацу, не стояли в наряде и не знали, что такое наряд вне очереди. Жили ближе к начальству и пользовались этим.
В казармах о таких говорили с завистью и злобой: «Штабной всегда в тепле, в сапогах начищенных, и с хлеборезом дружит». У «блатных» было всё: горячий чай, лишняя порция каши, доступ к складам, а иногда — и гражданские вещи. Они могли достать сапоги получше, шинель поновее, или выбить увольнение.
Но самое главное — они были «своими» у офицеров. И этим вызывали бешенство у остальных. Солдат из роты мог ходить сутками в нарядах и не заслужить ни одного поощрения, а штабной получал благодарность “за примерную службу”.
Один из офицеров вспоминал: «Самое трудное — объяснить пехотинцу, почему писарь получает благодарность, а он — мозоли».
Штабные были хитры, изворотливы, держались кучкой и всегда знали, у кого что спросить и кому что передать. Солдаты называли их “внутренней армией” — у них были свои законы и свои связи.
При этом не все “блатные” были плохими. Среди них встречались честные и исполнительные парни. Но даже им не прощали привилегий. В армии уважали пот и грязь. А чистая гимнастёрка и лишний кусок хлеба сразу вызывали раздражение.
Парадокс заключался в том, что «блатные» существовали в каждой части, и все знали их по именам. Их ненавидели, но без них ни один командир не хотел работать. Ведь именно они решали всё, от ключей до документов. В казармах даже шутили:
«У нас командир — полкан, но настоящий хозяин — водитель штаба».
№3 Прапорщики и каптёры, которые воровали
«Всё видели, всё знали — и половину утащили»
Если писаря не любили, а хлебореза презирали, то такого человека — просто боялись. Он отвечал за всё: еду, одежду, обувь, инструмент, бельё, даже за вёдра и лампочки. В его руках были ключи от всех кладовых и списки имущества. И если завхоз был нечестным — страдали все.
В армейском фольклоре тех лет фраза «у каптёра не бывает потерь, всё превращается в его добро» звучала почти буквально. Они пользовались своей должностью, чтобы “припрятать” лишнее — пару килограммов крупы, несколько шинелей, ящик мыла. Иногда — просто чтобы обменять это на водку или сигареты, а иногда — из принципа.
В воспоминаниях служивших часто встречается одно и то же наблюдение: «Когда в роте не хватает сапог, ищи прапора — у него всегда найдутся лишние». Солдаты не любили таких людей. Их считали ворами, которые крадут не у армии, а у бойцов. Особенно остро это чувствовалось зимой, когда шинелей не хватало, а сапоги рвались.
Военные прокуроры тех лет регулярно разбирали дела о «присвоении армейского имущества». И хотя наказания были строги — от увольнения до трибунала, — воровство на складах не исчезало. Завхозы были нужны, и начальство предпочитало закрывать глаза, если всё работает.
Честные завхозы встречались редко, но их уважали по-настоящему. Они могли раздобыть нужное, не обманывая. О таких говорили с теплом: «Наш завхоз — не вор, а кормилец».
Но в памяти солдат остался другой тип — завхоз-”барин”. Угрюмый, с ключами на ремне, всегда недовольный и вечно при деле. Его боялись, ему угождали, но за спиной проклинали. Один из срочников 1950-х писал:
«Завхоз — это не человек. Это функция. Если он тебя не обманул — значит, заболел».
Вороватый завхоз был одним из самых презираемых людей в армии. Потому что его жадность была не всегда про деньги — она была про власть.
№2 «Каличи» и «косячники»
«От наряда и плаца прятались, как от выстрела»
В любой казарме были свои «больные» — люди, которые по странному совпадению заболевали именно тогда, когда рота шла на стройку, наряд или марш-бросок. Их называли по-разному: каличи, косячники, “санчастные духи”.
Таких не любили искренне и долго. Для большинства солдат честная усталость и боль были частью службы, а вот симуляция считалась позором. Из писем солдат конца 1950-х:
«Когда ты ползёшь по грязи с мешком цемента, а твой сосед лежит на койке с “больной спиной”, хочется его задушить».
Другой, служивший в 1963 году, вспоминал:
«Болеть можно, но не каждый день. У нас один такой всё время кашлял, но кашель у него был только по утрам, когда начиналась зарядка».
Ненависть к косячникам рождалась не из злобы, а из чувства несправедливости. Все были одинаково уставшие, голодные и злые. Но одни терпели, а другие искали лазейки. “Калич” жил в тепле, в санчасти, ел лучше и не стоял на плацу.
Старослужащие таких презирали. «Калека от фронта — герой, калека от службы — позор», — так говорили между собой. Эта фраза действительно встречается в нескольких воспоминаниях солдат 1940-х годов.
В военных прокуратурах того времени есть даже отдельные дела о симулянтах — солдатах, которые пытались добиться досрочного увольнения или перевода “по болезни”. В одном из отчётов 1951 года отмечалось:
«Распространены случаи симуляции с целью уклонения от наряда. Приняты меры дисциплинарного воздействия».
Солдаты таких презирали больше, чем хулиганов или дезертиров. Ещё пару слов стоит сказать и о «косячниках», но тут всё проще «косячит» один, а страдает коллектив.
№1 “Дембеля”, которые строили из себя фронтовиков
«Фуражка на бекрень, грудь колесом и вечные истории “как мы брали Берлин”»
В первые послевоенные годы в армии служили тысячи настоящих фронтовиков — тех, кто прошёл войну, имел ордена и шрамы. Их уважали молча. Они почти никогда не хвастались и не рассказывали о боях. Как вспоминал старшина запаса Анатолий Рогов:
«Настоящий фронтовик — тот, кто молчит. Болтают те, кто стрелял один раз — и то в воздух».
Эти «дембеля-фронтовики» не просто хвастались. Они пытались командовать, унижали молодёжь, требовали к себе уважения. Именно от них, по словам многих ветеранов, пошла традиция «дедовщины» — когда старослужащий считал, что ему “можно всё”.
Журнал «Огонёк» в 1967 году опубликовал письмо бывшего срочника:
«Самое тяжёлое — терпеть ложных героев. Они не стреляли, но учат, как умирать. Настоящие ветераны молчали, а эти рассказывали, сколько немцев “положили”.»
⚡Больше подробностей можно читать в моём Телеграм-канале: https://t.me/two_wars
Солдаты таких людей не уважали, а презирали. За громкие слова, за показное геройство, за самоуверенность. “Дембель”, который кичился “фронтовым прошлым”, был хуже наглого прапора и лживого завхоза. Потому что он крал не вещь — он крал память о настоящей войне.
В воспоминаниях ефрейтора Николая Ткаченко есть простая, честная фраза, ставшая почти эпитафией этому типу людей:
«Герой — это тот, кто не рассказывает, как он герой. Всё остальное — показуха».
Те, кто служил в Советской Армии, знали цену дисциплине и упорству. Современные ребята проходят ту же школу — только в других условиях: через инициативу, образование и участие в проектах вроде «Твой Ход».
Осенний региональный тур Всероссийского проекта «Твой Ход» собрал более 90 000 студентов вузов и колледжей со всей страны. Участие в нём стало для ребят не просто конкурсом, а настоящим шагом к новым возможностям — от образовательных программ до собственных инициатив в регионах.
В ходе тура студенты встретились с амбассадорами проекта, региональными командами и победителями прошлых сезонов, которые поделились опытом и рассказали, как участие в «Твоём ходе» помогло им в карьере и личном развитии.
Отдельные слова благодарности — тренерам проекта, которые весь месяц проводили встречи по всей России, вдохновляя студентов верить в себя и действовать.
Проект «Твой Ход» реализуется Росмолодёжью при поддержке Минобрнауки России, входит в президентскую платформу «Россия — страна возможностей» и в нацпроект «Молодёжь и дети».
Вместе мы можем больше!
Поделись видео: