Добавь сайт в закладки нажми CTRL+D
Война зимой превращала жизнь солдата в испытание не только оружием, но и бытом. Землянки копали в мерзлой земле, обкладывали брёвнами, крыли дёрном. Внутри было тесно, сыро, пахло гарью и потом. Печь-перекладушка из бочки или жестянки коптила, но не грела. Часто дым оставался внутри, от него щипало глаза, а горло саднило, словно наждаком прошлись.
Шинели промокали и застывали коркой, валенки не просыхали неделями. Солдаты спали в одежде, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Но холод можно было пережить. Хуже был голод.
По нормам полагалось 800 граммов хлеба в день для пехотинца. Но это — на бумаге. На деле порции урезались почти вдвое, особенно когда снабжение рвалось из-за боёв. Иногда на весь день выдавали один ломоть — и больше ничего.
Суп варили из горсти перловки в котелке кипятка. Иногда попадалась мороженая картофелина или луковица — тогда это считалось праздником. Мясо, сало или консервы были редкостью, и даже командиры не всегда могли их достать.
Хлеб был главным. Его запах заполнял блиндаж, когда привозили свежий, ещё тёплый каравай. Люди сразу оживляли, становились мягче в словах и даже шутили. Но чаще хлеб был тёмным, тяжёлым, с примесями жмыха или опилок.
«Когда получали кусок настоящего хлеба, это было как подарок с неба. Но чаще он был серый, липкий, и всё равно его ели до крошки», — вспоминал солдат.
В один из таких зимних дней бойцы открыли мешок с пайками. Внутри оказался всего один кусок хлеба, чуть больше ладони.
«Вынули мешок — а там один ломоть. На всех. Мы переглянулись и замолчали», -рассказывал ветеран.
Каждый понимал, что поделить его на семь-восемь человек бессмысленно. Это были бы крошки, от которых желудок только сильнее сводило. Но и оставить тоже нельзя — соблазн слишком велик.
И тут красноармеец предложил:
— «Давайте жребий тянуть. Кому выпадет — тот и съест».
Из бумаги вырезали несколько полосок, одну сделали короткой. Каждый вытянул наугад. В землянке воцарилась тишина: слышно было только дыхание.
«Когда вытянул короткую, сердце ухнуло в пятки. Казалось, должен радоваться — кусок достался мне. Но видел глаза ребят и понял: одному съесть не смогу», — говорил позже солдат.
Он разломил хлеб пополам и протянул соседу:
«На, брат. Совесть не позволит одному есть».
Остальные молча кивнули. Никто не возмутился, никто не обиделся. Напротив в глазах появилась какая-то тихая благодарность.
«Мы поняли тогда, что держимся не за еду, а за то, что остаёмся людьми»
Увы, но таких историй было немало. Солдаты сушили корки на печке и растирали их в крошку, чтобы потом сварить «суп». Иногда жевали ремни, отваренные в воде. В голодные месяцы ели даже кору.
Сны о еде преследовали постоянно. Одному снилось, что он сидит дома и ест пирог. Другой рассказывал, что видел во сне целую кастрюлю картошки с салом. Просыпались с пустыми желудками и горькой усмешкой.
«Голод был такой, что разговоры почти всегда сводились к еде. Кто-то вспоминал материнский борщ, кто-то печёную рыбу. А потом мы смеялись: будто специально друг друга мучаем».
⚡Больше подробностей можно читать в моём Телеграм-канале: https://t.me/two_wars
Фронтовики потом говорили, что хлеб был важнее патронов. Без патронов можно было ещё как-то выкрутиться, а без хлеба — всё, человек угасал.
Случай с жребием и делёжкой потом вспоминали чаще, чем бои. Потому что это было испытание не оружием, а совестью.
На войне существовал негласный закон: нельзя есть тайком, нельзя прятать пайку от товарищей. Если делили — делили поровну. Нарушить это считалось большим позором, хуже, чем струсить в бою.
«Человек мог промахнуться в атаке, упасть от страха — это простят. Но если он хлеб спрятал от товарища — всё, клеймо на всю жизнь», — говорили фронтовики.
Поделись видео: